Читать интересную книгу 13 Дней - Эдвард Кассия

Собравшись с мыслями, спустился в метро, в сторону Арбатской.

День 3

Вечером, быстро собрался и вышел на проспект. Сегодня Z должна в особом порядке меня удивить. Уже скоро буду на месте – думал я.

Завернув на нужную улицу, дошел до кабаре. Подойдя к стойке, Q удивилась увидев меня: «Давно тебя не было видно». В свою очередь, ловко окинув Q взглядом, отпустил несколько затертых комплиментов и спросил: где она? Q знала о Z, решая выпустить мрак без промедлений, сообщила, что сегодня у неё выходной. Немного поразмыслив, продолжила: «Думаю тебя, Z примет на дому». Она взяла у бармена листок, я предложил ручку, поблагодарив, взяла перо и начеркала мне адрес с её телефоном. Звонить из кабаре мне не хотелось. Попрощавшись, вышел на улицу. По пути к Большой, завернул в какое-то кафе, чтобы позвонить от туда. Пошли гудки, после третьего трубку сняли. Мы договорились встретиться через час. Это было не далеко.

– Можно пачку сигарет и кофе с собой?

За баром очаровательная блондинка, которая любезно меня обслужила. Оставив на чай, пошел в парк.

Подкурив сигарету, в ожидание скорой встречи, смотрел на чистое, темно-синее небо, с чувством облегчения, и думал о том, что всё скоро кончиться.. кончиться, когда я уеду…

• • – •—

На Новом Арбате – жил мой товарищ Эрик, в 22 доме.

Мы перекинулись дежурными фразами приветствия и скинув вещи, спустились в пекарню выпить кофе. Наспех наглотавшись, стал прощаться, с обещанием к вечеру вернуться.

Хоть толком и не спал двое суток, чувствовал себя бодро.

Перешел на Старый Арбат, по настроению.

От поверхностной скуки – разглядывал художников, предлагавших свои услуги, продавцов книг, отбивался от распространителей листовок, слушал музыку, исполняемую уличными музыкантами и просто таращился на архитектуру.

Меня ожидали на пересечение Ст. Арбата и Арбатского переулка.

Она одета в темные тона, лицо бледное от светлой пудры, глаза профессионально подведены жгуче черным карандашом, губы нежно красные, страстные.

Решили зайти куда-нибудь, опрокинуть чего-нибудь.

Я слушал её жужжание, переживая определенного характера эмоцию, которой не мог дать определение. Периодически вставлял реплики на общие темы, для приличия.

Очнулся я на умозаключение:

– Мне нравиться Прокофьев. (Заключил). Танец рыцарей неотразим, все эти Монтеки, Капулетти, эта неповторимая история любви..

(В полголоса, про себя):

Но к сожалению, я не сторонник всех любовных химий.

Выдержал слишком глубоко содержательную паузу, рыская в мыслях; видно долго тянул, меня перебили.

– Интересно, даже немного странно, встретить человека твоего возраста, который заинтересован в творчестве: Мусоргского, Чайковского, Кюи и многих других, о ком ты сегодня говорил.

Здесь дался во-всю.

– Мне как-то даже удалось проиграть мотив на Рахманинова.

Немного осекся, понял, что звучит не правдоподобно; нужно вылезать..

– Ну конечно, я не маленькая хозяйка большого дома, но тоже кое что могу..

Я понимаю, ведь сейчас как никогда, мне необходимо сознаться о своём прошлом, сказать о том, что всё пересказанное мной – максимально естественно, но я не мог говорить об этом. Не мог вспоминать. Всё это было раньше, всё это посредству переработки – сводилось к нет, это омерзительно, колко; это примерно как сморкаться – противно, но это часть тебя, вынужденная или выработанная.

В нотах воображаемой победы – закурил.

– Ты куришь?

– Тебя удивило?

– Да, мы дискутируем больше 3-х часов, но не единого намека, и тут… И вообще, (сделав вид надутого ребенка, она выпалила) это вред-но.

Не много мне понадобилось времени, чтобы оправиться от этого «тяжелого удара».

– Жить вредно, от этого умирают. Курево сопровождает и только..

– Ты меня путаешь, я так высоко мыслить не умею..

Ещё бы!, польстил себе.

Вообще, зачем я всё это ей наговорил? Мне стало мутно. Какой бы не была мысль, она мало что стоит, если не будет услышана, следовательно, праздно и оглашать её.

И когда это формула становиться в пазл моего сознания, мне приходиться взвешивать.

И вес решает, какой дорогой идти моему настроению.

Сейчас оно, спотыкаясь, тащиться по дороге грусти, стараясь не свернуть на тропинку отчаянья.

– Забудь, ты милая..

Она стеснила себя на край дивана, имитировав скромность и стараясь, с этой отчетливо слышимой фальшью, выдавить нерешительное «спасибо».

Я резко кинул, что нам пора. К собственному удивлению я, обескуражил себя на порядок большое, чем свою жертву, сам, сказать, ею оказался.

Она кивнула. Я просил счет.

Не часто распространяюсь о своих музыкальных предпочтениях, это её красота меня попутала. Нет, не красота, больше мое желание на её счет.

Мы слонялись по Красной площади, пялясь на людей – занимающихся тем же, как бы обоюдно-безмолвно заключили с ними пакт пяленья. Мне хотелось переживать особые чувства, к Москве, к Красной площади или хотя бы к ней, но нечего не было, меня только осаждали дурные фантазии, черпавшие вдохновение из желания вскружить голову этой красивой девушке.

Выдохните читатель, расслабьтесь и постарайтесь представить:

Взгляд пантеры, рассказавший в миг, о самых сокровенных мечтах и вожделениях.

Это был её взгляд; он был адресован мне.

У неё не безвкусно обставлена небольшая квартирка..

Мне нравились её ноги, длинные ноги разившие нежностью, она казалась очень крепкой и у неё отменная фигура.

Мне было хорошо с ней. После я ушел.

На улице взял такси. В машине продолжал её ощущать, её запах должен сопровождать меня минимум до сна, возможно дольше. Мне не хотелось думать об этом.

Вернулся к ночи, товарищ раскинул нарды, и мы схватили по зару. После нескольких партий я потерял интерес, открыл окно, дул свежий ветер, закурил. Вид ночной Москвы восхищал. Воспоминания витали где-то чуть выше головы, опыляя и разочаровывая в настоящем.

– К чему ты набиваешь карманы этими бессвязными царапинами на клочках бумаги?

Мой дневник? Это он о нем?

Я конечно никогда не отличался особо-высокой эстетикой, но всё же, в ходе развития мысли в голове, мне приходиться обрисовывать её на «клочке» листа, только так мне удаётся не только сохранить, но и приумножить Талант.

Видите ли, эти самые миниочерки окружающих меня событий, свидетельствуют о невозможности преобразования множества мыслей в нечто цельное, в некий трактат.

От того, это больше схоже, с перечнем необъятного количества мыслей в одном месте, и именно это место я обозвал дневником, а точнее лишь именно так, в моих глазах, может выглядеть дневник.

А дальше – проще, истратить только несколько половинок сознания, в ходе переноса дневника в печатный вид, а так же поиска подходящей стилистики, и готово, после только размножение.

Как писал Гюго:

«В виде печатного слова мысль стала долговечной, как никогда: она крылата, неуловима, неистребима. Она сливается с воздухом.»

Всё написанное мной, по праву, не данному мне кем-либо, но по благодати, станет частью этого мира, частью каждого. Но только в ходе потребления, эта часть может увеличиваться в нас, и занимать более крепкие позиции. Представьте только на мгновение, что если бы нам, даже на долю секунды, открылось всё то, что лежит в нас, в нашем сознании и подсознание, в целых нас, что было бы? Нас бы до чёртиков удивило то, что мы знаем, что мы прошли, и в изумлении, немного поразмыслив, мы бы пришли к тому, что нужно верно избирать потребление. Только качественная информация. Все накопленные знания останутся при нас, очень сложно отсеивать злокачественный пласт, усвоенный нашим мозгом и принявшим его за основу, легче при входе отфильтровать, чем в будущем пожинать плоды невежества и искаженности.

Всё увиденное, услышанное и т.д., всё становиться частью нас.

Потому люди промышляющие рекламой, прибегают к более яркому выражению своей задачи. Они засеивают глубоко, а после это взрастает и живёт в тебе. Реклама – искажает, уводит нас с извилистой тропы честных, навязывая модные и актуальные тренды говоря: «идти тропой вяло и скучно, покупайте Медяк, ехать с откидной крышей приятнее и продуктивней (к вам может запрыгнуть цыпа)» – смыслите?

И знаете что?, теперь всем хочется «Медяк цвета слоновой кости».

Вот именно та зараза, что нас истребляет.

Моя писанина – есть только некое выражение части меня, последствие применения пера и бумаги.

Это моё творчество, это именно то, чем я могу быть полезен… хотя бы случилось и двух душ коснуться, понимаете?

Всё деланное, переделанное, недоделанное, и так далее, всё это очень важно; это есть часть прогресса.

– Спорим, что найду в твоем ботинке окурок? – я говорю.